![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
В Палладиуме (Carmel) был концерт симфонической музыки.
Сцена была пуста. В зале медленно погас свет. Одинокий луч сценического софита осветил пустой дирижёрский пульт. Откуда-то из темноты появился благообразный седой маэстро во фраке. Маэстро взмахнул своей палочкой и где-то на заднем фоне раздался бой одинокого барабана. Из боковых дверей показались две приплясывающие азиатки со скрипками в руках. Они бодро прошествовали к своим стульями. Следом за ними на сцену вышли несколько никогда не сидевших на диете пышнотелых флейтисток. Роскошные телеса флейтисток покачивались в такт их ходьбы и барабанного боя. Потом на сцену вышли ещё два скрипача. Один скрипач был чрезвычайно не похож на человека искусства. Грубое лицо, исчерченное морщинами. Лысый череп с клочками непонятных волос. Если бы не этот фрак, если бы не скрипка, то этого человека можно было бы по ошибке принять за строителя или за сварщика. Другой скрипач оказался чёрным, как смоль. У него были густые прекрасные бакенбарды. Внимательно наблюдая за выходом скрипачей, мы упустили из виду тот момент, когда на сцене появились контрабасисты и многие-многие другие.
Симфония началась нетрадиционно. Музыканты выходили на сцену из темноты. Выходили. Садились. Начинали играть. Острая игла дирижёрской палочки сшивала воедино чудесное музыкальное полотно.
В самом центре оркестра сидел ангельски-красивый виолончелист с лицом Дориана Грея, ещё не вошедшего в стадию разложения личности.
Скрипач с лицом разнорабочего о чём-то шептался с чёрным скрипачом. Очертания губ «разнорабочего» скрывались за мехом смоляных бакенбардов. Дирижёр наклонился в сторону шепчущихся и издал громкий звук «ыыыы». Ангельское лицо оркестрового Дориана Грея озарилось дьявольской улыбкой.
Всю вторую часть четвёртой симфонии Мендельсона в А мажор меня беспокоил вопрос левой ноги одного рыхлого контрабасиста, сидевшего в последнем ряду. Правая нога музыканта стояла на полу, подёргиваясь в такт музыке, а левой ноги не было. Вообще. Богатое воображение дорисовало детали жизни музыканта. Наверное, он потерял ногу на какой-то неизвестной нам войне. Внимательное наблюдение за остальными контрабасистами подтвердило печальную статистику: большинство из них оказались одноногими. А одна контрабасистка с лицом старой девы и вовсе была лишена обеих нижних конечностей. Вдруг дама повернулась к зрителю в профиль. Оказалось, что в середине каждого стульчика было кольцо для поддержки тех самых ног.
Скрипач с лицом разнорабочего некоторое время не играл, дожидаясь начала своей партии. Он гладил талию своего музыкального инструмента и вдруг нежно поцеловал скрипку в бок. Перед нами сидел человек, в руках которого находился весь смысл его существования и самая большая любовь его жизни. Ближе к концу четвёртой симфонии Мендельсона лицо чёрного скрипача приняло невероятно азартное выражение. Оркестр взорвался последними нотами. Симфония закончилась.
После антракта на сцене появился маленький китайский мальчик. Большая голова. Узкие плечики.
- Несколько дней назад мне исполнилось семнадцать лет, - тихим голосом сказал мальчик.
В програме концерта значилось следующее «Пиотр Илиич Тчайковский. Симфония в Д мажор». Мальчик встал по левую сторону дирижёра. Смычок коснулся нот и тихий мальчик исчез. Жёлтое лицо стало жёстким и страшным. Спустя пару минут стал заметен одинокий волос, свисающий вниз с верхней части надорвавшегося смычка.
Когда Чайковский закончился, публика встала и апплодировала. Апплодировала стоя. Китайский мальчик вышел на бис и играл один, а оркестр тихо сидел у него за спиной.
Сцена была пуста. В зале медленно погас свет. Одинокий луч сценического софита осветил пустой дирижёрский пульт. Откуда-то из темноты появился благообразный седой маэстро во фраке. Маэстро взмахнул своей палочкой и где-то на заднем фоне раздался бой одинокого барабана. Из боковых дверей показались две приплясывающие азиатки со скрипками в руках. Они бодро прошествовали к своим стульями. Следом за ними на сцену вышли несколько никогда не сидевших на диете пышнотелых флейтисток. Роскошные телеса флейтисток покачивались в такт их ходьбы и барабанного боя. Потом на сцену вышли ещё два скрипача. Один скрипач был чрезвычайно не похож на человека искусства. Грубое лицо, исчерченное морщинами. Лысый череп с клочками непонятных волос. Если бы не этот фрак, если бы не скрипка, то этого человека можно было бы по ошибке принять за строителя или за сварщика. Другой скрипач оказался чёрным, как смоль. У него были густые прекрасные бакенбарды. Внимательно наблюдая за выходом скрипачей, мы упустили из виду тот момент, когда на сцене появились контрабасисты и многие-многие другие.
Симфония началась нетрадиционно. Музыканты выходили на сцену из темноты. Выходили. Садились. Начинали играть. Острая игла дирижёрской палочки сшивала воедино чудесное музыкальное полотно.
В самом центре оркестра сидел ангельски-красивый виолончелист с лицом Дориана Грея, ещё не вошедшего в стадию разложения личности.
Скрипач с лицом разнорабочего о чём-то шептался с чёрным скрипачом. Очертания губ «разнорабочего» скрывались за мехом смоляных бакенбардов. Дирижёр наклонился в сторону шепчущихся и издал громкий звук «ыыыы». Ангельское лицо оркестрового Дориана Грея озарилось дьявольской улыбкой.
Всю вторую часть четвёртой симфонии Мендельсона в А мажор меня беспокоил вопрос левой ноги одного рыхлого контрабасиста, сидевшего в последнем ряду. Правая нога музыканта стояла на полу, подёргиваясь в такт музыке, а левой ноги не было. Вообще. Богатое воображение дорисовало детали жизни музыканта. Наверное, он потерял ногу на какой-то неизвестной нам войне. Внимательное наблюдение за остальными контрабасистами подтвердило печальную статистику: большинство из них оказались одноногими. А одна контрабасистка с лицом старой девы и вовсе была лишена обеих нижних конечностей. Вдруг дама повернулась к зрителю в профиль. Оказалось, что в середине каждого стульчика было кольцо для поддержки тех самых ног.
Скрипач с лицом разнорабочего некоторое время не играл, дожидаясь начала своей партии. Он гладил талию своего музыкального инструмента и вдруг нежно поцеловал скрипку в бок. Перед нами сидел человек, в руках которого находился весь смысл его существования и самая большая любовь его жизни. Ближе к концу четвёртой симфонии Мендельсона лицо чёрного скрипача приняло невероятно азартное выражение. Оркестр взорвался последними нотами. Симфония закончилась.
После антракта на сцене появился маленький китайский мальчик. Большая голова. Узкие плечики.
- Несколько дней назад мне исполнилось семнадцать лет, - тихим голосом сказал мальчик.
В програме концерта значилось следующее «Пиотр Илиич Тчайковский. Симфония в Д мажор». Мальчик встал по левую сторону дирижёра. Смычок коснулся нот и тихий мальчик исчез. Жёлтое лицо стало жёстким и страшным. Спустя пару минут стал заметен одинокий волос, свисающий вниз с верхней части надорвавшегося смычка.
Когда Чайковский закончился, публика встала и апплодировала. Апплодировала стоя. Китайский мальчик вышел на бис и играл один, а оркестр тихо сидел у него за спиной.
